– Не забудьте про эти дополнительные льготы, – я сделал упор напоследнем слове.

Он улыбнулся и хлопнул меня по плечу.

– Совершенно верно. Как можно забыть про знаменитые дополнительныельготы.

В тому времени меня охватило волнение. Сомнения еще не ушли, но уженачали таять.

– Так расскажите мне обо всем, – сердце у меня гулко билось, но не отстраха. Теперь уже нет. – Сделайте мне предложение, от которого я не смогуотказаться.

Именно такое предложение я от него и услышал.

11.

Тремя неделями позже я впервые в жизни летел на самолете... и каклетел! Единственным пассажиром в салоне «Лир-35», слушая диск «Каунтингкроуз» по квадра-системе, со стаканом «коки» в одной руке, наблюдая, какменяются показания высотомера, пока мы не поднялись на сорок две тысячифутов. На милю выше, чем летают обычные пассажирские лайнеры, сообщил мнепилот. И полет был гладким, как шелк той части трусиков, что обтягиваетягодицы девушки.

В Пеории я провел неделю, и соскучился по дому. Действительно,соскучился. Меня это страшно удивило. Пару раз сумел заснуть, толькопоплакав. Стыдно об этом упоминать, но раньше я говорил только правду, и нехочется начинать лгать или оставлять что-то за кадром.

По матери я скучал меньше всего. Мы не были близки, хоть и жили вдвоем,образное выражение «мы против всего остального мира» не имело к нам никакогоотношения, и я не видел от матери ни любви, ни сочувствия. Она не била меняпо голове и не прижигала подмышки сигаретами, но что из этого? Большое дело.У меня нет детей, я не могу этого утверждать, но мне представляется хорошимродителем не стать только потому, что ты чего-то не делаешь. Подруги всегдаинтересовали мать больше, чем я, а также ее еженедельные походы в салонкрасоты и бинго-клуб. Больше всего на свете ей хотелось выигратьдвадцатизначный бинго и приехать домой в новеньком «монте-карло». Я непытаюсь кого-то разжалобить. Просто рассказываю, как все было.

Мистер Шарптон позвонил матери и сказал, что я выбран для участиякомпьютерном проекте «Трэн корпорейшн», охватывающем потенциально способныхподростков, которые не закончили среднюю школу и не получили диплома."Легенда" эта был достаточно убедительной. Я едва успевал по математике,каменел на уроках языка и литературы, где ученикам приходилось что-тоговорить, но всегда ладил со школьными компьютерами. Я не люблю хвалиться (ив школе никто об этом не знал), но составлять программы мог куда лучшемистера Джакобу и миссис Уилкоксен. Я не фанат компьютерных игр, по моемуразумению, предназначены они исключительно для дебилов, но мог молотить поклавишам, как бешеный. Паг иной раз подходил и смотрел, как я набираю очки.

– Я не верю своим глазам, – как-то сказал он. – Компьютер у тебя вруках просто дымится.

Я пожал плечами.

– Любой дурак может снять шкурку с «яблока», – ответил я. – А вот,чтобы добраться до сердцевины, требуется мастерство.

Так что мать поверила (она могла бы задать еще несколько вопросов,узнай, что «Трэн корпорейшн» отправила меня в Иллинойс на реактивномсамолете бизнес-класса, но она не узнала), и я по ней не скучал. Когда мненедоставало, так это Пага и Джона Кэссиди, еще одного моего друга из «СупрСэвра». Джон играет на бас-гитаре в панк-группе, носит золотое кольцо влевой брови, в его коллекции собраны едва ли не все альбомы поп-музыки. Онплакал, когда Курт Кобейн отправился в мир иной. Не пытался этого скрыть илисослаться на аллергию. Так и сказал: «Мне грустно, потому что Курт умер».Джон – предельный парень.

И мне недоставало Харкервиля. Бред какой-то, но это так. Втренировочном центре в Пеории ты словно рождался заново, а этот процесс, какя понимаю, всегда мучительный.

Я думал, что смогу встретить других людей, таких же как я. Если б всепроисходило в книге или кино (или в одной из серий «Секретных материалов») ябы наверняка столкнулся с миниатюрной крошкой с аккуратными сисечками,которая могла взглядом закрывать дверь, но этого не случилось. Я уверен, вПеории одновременно со мной находились и другие трэнни, но доктор Уэнтуорт ипрочие специалисты принимали все меры к тому, чтобы наши пути непересекались. Однажды я спросил, почему, но доктор очень ловко ушел отответа. Вот тогда и пришло осознание, что не все люди, которые ходили врубашках с логотипом «ТРЭНКОРП» на груди или носили в руках папки с надписью"ТрэнКорп" – мои друзья или хотят стать давно сбежавших от нас с матерьюмоим отцом.

И занималась эта корпорация убийством людей, к этому меня готовили.Сотрудники центра не говорили об этом, но никто и не пытался подсластитьпилюлю. Мне лишь следовало помнить, что речь шла исключительно о ликвидацииплохишей, диктаторов, шпионов, серийных убийц, и как говорил мистер Шарптон,на войне люди все время убивают друг друга. Плюс, никакого личного участия.Речь не шла о пистолете, ноже, гарроте. Кровь жертвы никогда бы не обагриламне руки.

Как я вам уже известно из моего рассказа, больше я ни разу не виделмистера Шарптона, во всяком случае, пока, но за неделю пребывания в Пеорииговорил с ним каждый день, и разговоры эти снимали боль, помогали свыкнутьсяс незнакомой обстановкой. Разговоры с ним успокаивали, умиротворяли, послених возникало ощущение, будто кто-то протер прохладной тряпкой горящий влихорадке лоб. Он дал мне свой номер в тот вечер, когда мы сидели в его"мерседесе", и сказал, что я могу звонить в любое время. Даже в три часаночи, если обуяет тоска. Однажды я так и поступил. Чуть не положил трубку навтором гудке, потому что люди могут говорить, звоните в любое время, хоть втри часа ночи, но не ждут, чтобы их слова воспринимали буквально. Трубку яне положил. Да, меня тянуло домой, но этим дело не ограничивалось.Тренировочный лагерь оказался не таким, как я ожидал, и мне хотелось сказатьоб этом мистеру Шарптону. Посмотреть, как он воспримет мои слова.

Он снял трубку после третьего звонка, голос, конечно, был сонным (неудивительно, правда?), но отнюдь не сердитым. Я рассказал, что со мнойпроделывают что-то странное. Например, этот эксперимент с пульсирующимиогнями. Они сказали, что это тест на эпилепсию, но...

– Я заснул по его ходу, – сказал я, – а когда проснулся, у меня болелаголова и думалось с трудом. И знаете, кем я себя в этот момент представлял?Картотекой, в которой кто-то пошуровал.

– Что тебя гнетет, Динк? – спросил мистер Шарптон.

– Я думаю, они меня загипнотизировали, – ответил я.

Последовала короткая пауза.

– Может, и загипнотизировали. Скорее всего.

– Но почему? Зачем? Я делаю все, что они мне говорят, зачем импонадобилось гипнотизировать меня?

– Я не знаю их порядков и процедур, но подозреваю, что они тебяпрограммировали. Вводили большие объемы базовой информации на глубинныеуровни сознания, чтобы она не мешала процессу мышления... может, по ходуподрегулировали уникальную особенность твоего организма. Тот же процесс, чтои при программировании жесткого диска компьютера. Совершенно безопасный.

– Вы точно это знаете?

– Нет... как я уже и говорил, подготовка и тренировка – не по моейчасти. Но я кое-кому позвоню, и доктор Уэнтуорт поговорит с тобой. Может,даже извинится. Если дело только в этом, Динк, будь уверен, недоразумениебудет улажено. Наши трэнни – штучный товар. Они встречаются слишком редко,чтобы их попусту расстраивать. Что-нибудь еще?

Я задумался и ответил, что нет. Поблагодарил его и положил трубку. Сязыка едва не сорвалось, что мне, я действительно так думал, даютпсихотропные средства... чтобы они сняли тоску по дому, но потом решил негрузить его еще и этим. Все-таки часы показывали три ночи, а если мне что-тои давали, то для моего же блага.