12.

Доктор Уэнтуорт пришел ко мне на следующий день, в тренировочном лагереон был большой шишкой, и действительно извинился. Говорил со мной оченьлюбезно, мило улыбался, но что-то в выражении его лица подсказало мне, чтомистер Шарптон перезвонил ему через две минуты после разговора со мной икрепко взгрел.

Доктор Уэнтуорт повел меня на лужайку за основным зданием, ухоженную,зеленую, и извинился за то, что не полностью держал меня в курсе. Тест наэпилепсию на самом деле был тестом на эпилепсию (одновременно проводилось итрехмерное сканирование мозга), но, поскольку большинство субъектов по ходувпадали в гипнотический сон, они обычно пользовались этим обстоятельствомдля того, чтобы ввести некоторые «базовые инструкции». В моем случае речьшла об информации о компьютерных программах, которыми мне предстоялопользоваться в Коламбия-Сити. Доктор Уэнтуорт спросил, есть ли у меня ещевопросы. Я солгал, ответив, что нет.

Вам, возможно, мое поведение покажется странным, но это не так. Незабывайте, что я много лет проучился в школе, ушел лишь за три месяца довыпускного вечера. Мне встречались учителя, которых я любил, которыхненавидел, но ни одному я не доверял полностью. Я относился к тем ученикам,которые всегда сидят на галерке, если только учитель не рассаживает учениковв алфавитном порядке, и никогда не принимал участия в дискуссиях, которыепроходили в классе. Обычно выдавливал из себя: «А?» – если ко мнеобращались, но вытащить из меня ответ на вопрос не удалось бы и раскаленнымиклещами. Мистер Шарптон оказался единственным из встреченных мною людей,сумевшим проникнуть в мир, где я жил, а доктор Уэнтуорт, с его лысиной иостренькими глазками за маленькими стеклами очков без оправы не был мистеромШарптоном. Я скорее представил бы свиней, улетающих на зиму в южные края,чем себя, доверяющего самое сокровенное этого господину и плачущего у негона плече.

И потом, черт возьми, я не знал, о чем спрашивать. В принципе, в Пеориимне нравилось, меня вдохновляли открывающиеся перспективы: новая работа,новый дом, новый город. В Пеории ко мне все прекрасно относились. И кормили,что надо: мясные рулеты, жареная курица, молочные коктейли, все, что ялюбил. Ладно, к диагностическим тестам душа у меня не лежала, тем самым,которые проводят специальным датчиком-карандашом, подключенным к компьютеру,иногда я чувствовал себя отупевшим, словно мне что-то подсыпали вкартофельное пюре (или перевозбужденным, случалось и такое), и еще дважды,как минимум меня погружали в гипнотический сон. Но что с того? Невелика бедав сравнении с маньяком, смеющимся и ревущим, как гоночная машина, которыйгоняется за тобой с тележкой для продуктов по автостоянке супермаркета.

13.

Полагаю, я должен упомянуть еще об одном телефонном разговоре смистером Шарптоном. За день до моего второго полета на самолете, на этот разв Коламбия-Сити, где меня встретил мужчина с ключами от моего нового дома. Ктому времени я уже знал об уборщиках, о денежном правиле (начинаешь неделюбез единого цента – заканчиваешь неделю без единого цента) и кому звонить,если у меня возникнут проблемы (мелкие проблемы, потому что по крупнымследовало звонить непосредственно мистеру Шарптону, который считался моим"смотрящим"). Меня снабдили картами, списком ресторанов, маршрутами ккино-комплексу и торговому центру. Я получил все, кроме самого важного.

– Мистер Шарптон, я не знаю, что делать, – звонил я ему из автоматаоколо кафе. В моей комнате тоже был телефон, но я так нервничал, что не могсидеть на одном месте, не то, чтобы лежать на кровати. Если они по-прежнемуподсыпали мне что-то в еду, в тот день их дерьмо не срабатывало.

– Здесь я тебе помочь ничем не могу, Динк, – с ледяным спокойствиемответил он. – Очень сожалею, но не могу.

– Как это? Вы должны мне помочь! Вы завербовали меня, не так ли?

– Давай рассмотрим гипотетический случай. Допустим, я – президент щедросубсидируемого колледжа. Что такое щедро субсидируемый, ты знаешь?

– В котором денег куры не клюют. Я же не дурак, вы знаете.

– Знаю... извини. Итак, я, президент Шарптон, использую часть имеющихсяв моем распоряжении средств, чтобы нанять известного писателя преподавателемлитературы, а известного пианиста – музыки. Дает ли мне это право указыватьписателю, что писать, а пианисту – что играть?

– Наверное, нет.

– Не наверное, а абсолютно. Но, допустим, такое право у меня быпоявилось. Если я сказал бы писателю: «Напишите комедию о том, как БетсиРосс трахалась с Джорджем Вашингтоном». Как думаешь, он бы написал?

Я рассмеялся. Ничего не мог с собой поделать. Умел мистер Шарптонподнимать настроение.

– Возможно. Особенно, если бы вы пообещали ему премию.

– Знаешь, даже если бы он решил сделать приятное президенту колледжа инаписал бы эту книгу, скорее всего, получилась бы она очень плохой. Потомучто люди творческие далеко не всегда управляют своим талантом. А когдасоздают лучшие свои творения, вообще не управляют. Просто следуют за ним,закрыв глаза, с криком: «Да-е-е-е-шь!»

– Но какое отношение имеет все это ко мне? Послушайте, мистер Шарптон,я пытаюсь представить себе, что буду делать в Коламбия-Сити, и вижу пустоту.Вы говорили, помогать людям. Улучшать мир. Избавляться от шкиперовбраннигэнов. Все это прекрасно, да только я не знаю, как это делается!

– Узнаешь, – ответил он. – Когда придет время, узнаешь.

– Вы говорили, что Уэнтуорт и его парни сфокусируют мой талант. Отточатего. В основном, они только тестировали меня, я даже подумал, что вновьпопал в школу. Или все это в моем подсознании? Все на твердом диске?

– Доверься мне, Динк, – ответил он. – Доверься мне и доверься себе.

Я доверился. И доверялся до самого последнего времени. Когда что-топошло не так. Просто наперекосяк.

Этот чертов Нефф. Все плохое началось с него. И, если уж мне пришлосьбы увидеть его фотографию, я бы хотел увидеть ту, на которой он не улыбался.

14.

В первую неделю пребывания в Коламбия-Сити я ничего не делал. Абсолютноничего. Когда появлялись уборщики, я просто уходил в парк, сидел на скамье имне казалось, что весь мир наблюдает за мной. Когда наступил четверг, тоесть пришло время избавляться от лишних денег, я не нашел ничего лучшего,как бросить пятьдесят долларов в мусорорубочную машину. Помните для меня всебыло внове. Так что вы, наверное, можете представить себе, каким страннымказалось мне собственное поведение. Пока я стоял и слушал, как гудит моторпод раковиной, я думал о матери. Если бы она оказалась рядом и увидела, чтоя делаю, ткнула бы мясницким ножом, чтобы остановить. Я же выбрасывал псупод хвост десять двадцатизначных игр бинго (или двадцать тех, гдетребовалось полностью закрыть карточку).

И спал я в ту неделю ужасно. То и дело заходил в маленький кабинет, нехотел, но ноги сами влекли меня. Говорят же, что убийц неудержимо тянет наместо преступления. Вставал на пороге, смотрел на темный экран компьютера,модем «Глобал виллидж» и потел от чувства вины, раздражения и страха. Потел,даже глядя на чистый, без единого клочка бумаги, стол. Буквально слышал, какстены бормочут: «Нет, здесь никто ничего не делает» и «Где же этот тип,который должен тут работать?»

Мне снились кошмары. В одном раздался звонок в дверь и открыв ее, яувидел на пороге мистера Шарптона. С наручниками.

– Вытяни руки перед собой, динк, – говорит он. – Мы думали, что ты -трэнни, но, очевидно, ошиблись. Такое случается.

– Нет, я – трэнни, – отвечаю я. – Трэнни, но мне нужно немножковремени, чтобы пообвыкнуть. Я никогда не уезжал из дому, не забывайте обэтом.

– У тебя было пять лет.