На работе я завязывал волосы в конский хвост, приходилось завязывать,если они длинные, таковы правила супермаркета, так иногда Шкипер подходилсзади, хватался за резинку, которая стягивала волосы и срывал ее. Иногда онацеплялась за волосы и выдирала их. Случалось, лопалась и больно била по шее.Дело дошло до того, что, уходя на работу, я клал в карман две или тризапасные резинки. Я старался не думать, почему я это делаю, зачем беру их ссобой. Если б подумал, начал бы себя ненавидеть.

Однажды я развернулся на каблуках, когда он в очередной раз сдернул смоих волос резинку. Должно быть, он что-то увидел в моем лице, потому чтонасмешливая улыбка исчезла, сменившись другой. Насмешливая улыбка неоткрывала его зубов, в отличии от новой. Происходило это в подсобке, гдесеверная стена всегда холодная, потому что за ней находится морозильнаякамера. Он поднял руки и сжал пальцы в кулаки. Другие парни сидели вокруг,ели, смотрели на нас, и я знал, никто из них не поможет. Даже Паг, росточкомв пять футов и четыре дюйма и весом в сто десять фунтов. Шкипер переломил быего, как спичку, и Паг это знал.

– Давай, жопорылый, – Шкипер все улыбался новой мерзкой улыбкой.Разорванная резинка красным языком ящерицы болталась между двух пальцев. -Давай. Хочешь подраться со мной? Нет вопросов. Я с удовольствием подерусь стобой.

Я-то хотел спросить, почему он достает именно меня, почему я сталобъектом его нападок, а не кто-нибудь другой. Но ответа я бы не получил.Такие, как Шкипер, не отвечают. У них только одно желание – вышибить тебезубы. Поэтому я просто сел и принялся за сэндвич. Если б полез в драку соШкипером, он бы, скорее всего, уложил меня на больничную койку. Я елсэндвич, хотя аппетит пропал начисто. Он еще секунду-другую смотрел на меня,и я уже подумал, что драки избежать не удастся, но потом все-таки разжалкулаки. Разорванная резинка упала на пол. «Ты ничтожество, – процедилШкипер. – Гребаное, длинноволосое хипповое ничтожество». И ушел. Произошлоэто через несколько дней после того, как он защемил мне пальцы междутележками, а еще через несколько дней Шкипер лежал на атласе в методистскойцеркви, и уже не мог слышать звуки органа. Он сам на это нарвался. Так, покрайней мере, я тогда думал.

– Маленькое путешествие в страну памяти? – спросил мистер Шарптон, иего слова рывком вернули меня в настоящее. Я стоял между двумя автомобилями,стоял рядом с площадкой для тележек, где Шкипер уже никому не прищемитпальцы.

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Неважно. Запрыгивай в кабину, Динк, и потолкуем.

Я открыл дверь «мерседеса», сел на пассажирское сидение. Господи, какже там пахло. Кожей, но не просто кожей. Вы знаете, в «Монополии» есть карта"Освобождение от тюрьмы". Если ты достаточно богат, чтобы позволить себеавтомобиль, в салоне которого пахнет так же, как и в «мерседесе» мистераШарптона, у тебя должна быть карта «Освобождение от всего».

Я глубоко вдохнул, задержал дыхание, наконец выдохнул.

– Это предельно.

Мистер Шарптон рассмеялся, его чисто выбритые щеки поблескивали вотсвете приборного щитка. Он не стал спрашивать, о чем я, и так все понял.

– Предельно, но доступно. Во всяком случае, для тех, кто не упускаетсвоих шансов.

– Вы так думаете?

– Знаю, – и в голосе его не было ни тени сомнений.

– Мне нравится ваш галстук, – я это сказал, чтобы заполнить паузу, ноне покривил душой. Галстук, конечно, предельным я бы не назвал, но он мнедействительно понравился. Вы знаете такие галстуки, с множеством черепов,или голов динозавра, или клюшек для гольфа. Галстук мистера Шарптонаукрашали мечи, каждый держала крепкая рука.

Он рассмеялся, провел по галстуку ладонью, ласково так погладил его.

– Это мой счастливый галстук. Надевая его, я чувствую себя королемАртуром, – улыбка медленно сползла с его лица, и я понял, что он не шутит. -Король Артур собирал лучших в мире людей. Рыцарей, чтобы они сидели с ним заКруглым Столом и помогали ему перестраивать мир.

У меня по спине пробежал холодок, но я старался не выказывать страха.

– И что вы хотите от меня, Арт? Помочь найти святой Грааль или как тамего называют?

– Галстук не превращает человека в короля, – ответил он. – Мне этоизвестно, на случай, если тебя тревожит мое самомнение.

Я заерзал, чувствуя себя не в своей тарелке.

– Эй, я не пытаюсь вас обидеть...

– Я знаю, Динк. Будь уверен. Отвечаю на твой вопрос. На четверть я -охотник за головами, на четверть – талантливый скаут, наполовину – ходящая,говорящая судьба. Сигарету?

– Я не курю.

– Это хорошо, дольше проживешь. Сигареты – убийцы. Иначе люди неназывали бы их гробовыми гвоздями.

– Вы меня заинтриговали.

– Надеюсь на это, – Шарптон закурил. – Искренне надеюсь. Ты -первоклассная находка, Динк. Я сомневаюсь, что ты мне поверишь, но это так.

– Так о каком предложении вы говорили?

– Скажи мне, что случилось со Шкипером Браннигэном.

Мои худшие предположения подтвердились. Он не мог знать, никто не мог,но как-то прознал. Тело у меня онемело, голову сжало обручем, язык прилип кнебу.

– Давай, рассказывай, – голос доносился из далекого далека, глубокойночью так слышен голос диктора радиостанции, работающей на коротких волнах.

Язык вернулся на положенное ему место. Для этого потребовались немалыеусилия, но я справился.

– Я ничего не делал, – и мой голос, похоже звучал на той же гребанойволне. – Со Шкипером произошел несчастный случай, вот и все. Он ехал домой ислетел с дорого. Автомобиль перевернулся и упал в Локерби Стрим. В легкихнашли воду, то есть он утонул, но в газетах писали, что он бы все равноумер. Потому что до того, как автомобиль упал в реку, ему снесло полголовы.Так, во всяком случае, говорили. Некоторые полагали, что это не несчастныйслучай, что он покончил с собой, но я не верю. Шкипер... слишком многоудовольствия он получал от жизни, чтобы наложить на себя руки.

– Да. И часть этого удовольствия он получал за твой счет, не так ли?

Я не ответил, но губы у меня дрожали, а на глазах навернулись слезы.

Мистер Шарптон наклонился ко мне, положил руку мне на плечо. Такого иследовало ожидать от мужчины в возрасте, сидя рядом с ним в салоне егобольшого немецкого автомобиля на пустынной автостоянке, но я знал, что онприкоснулся ко мне совсем по другому поводу, не подкатывается. Егоприкосновение бальзамом пролилось на сердце. До того, как он прикоснулся комне, я и не знал, как же мне тоскливо. Иногда этого и не знаешь, думаешь,что это твое естественное состояние, по-другому и не бывает. Я опустилголову. Всхлипывать, рыдать не стал, но слезы потекли по щекам. Мечи на егогалстуке раздвоились, потом растроились, на месте каждого появилось три.

– Если ты боишься, что я – коп, то напрасно. И я дал тебе деньги... тоесть ни о каком обвинении речи быть не может. Да и в любом случае, никто быне поверил тому, что в действительности произошло с молодым Браннигэном.Даже если бы ты во всем признался по общенациональному ти-ви. Поверили бы?

– Нет, – прошептал я, потом добавил, уже громче. – Я терпел, пока мог.Наконец, не выдержал. Он заставил меня, сам на это нарывался.

– Расскажи мне, что случилось, – повторил мистер Шарптон.

– Я написал ему письмо. Особое письмо.

– Да, очень даже особое. И что ты в него вставил, чтобы оно сработалотолько на Шкипера?

Я понимал, о чем он, но этим дело не ограничивалось. Персонифицируяписьма, ты усиливаешь их мощность. Они становятся смертельными, не простоопасными.

– Имя его сестры, – вот тут думаю, я сдался на его милость. – Егосестры, Дебби.